Читать книгу "Снимая маску. Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера  - Эндрю Ллойд Уэббер"

Несколько лет спустя в фильме «Миллион лет до нашей эры» Вал открыл Ракель Уэлч. Именно он создал узнаваемый образ мисс Уэлч в замшевом бикини, который потом использовал на рождественских открытках. Я до сих пор храню свою.

Наконец, в доме Ви можно было встретить Виду Хоуп, театрального режиссера, которая имела огромный успех с «Приятелем», одним из немногих британских мюзиклов пятидесятых, добравшихся до Бродвея. Юная Джули Эндрюс играла в нем главную роль и именно после «Приятеля» ее позвали играть в «Моей прекрасной леди». Я помню, с какой страстью Вида поливала бродвейский мюзикл, который только что посмотрела: «Тошнотворное шоу с пятидесятипятилетней женщиной, которая притворяется восемнадцатилетней монашкой; плюс масса сладеньких миленьких детей». Она, конечно же, говорила о Мэри Мартин в «Звуках музыки».

Сейчас уже сложно понять и объяснить, насколько низко упали Роджерс и Хаммерстайн в глазах британской интеллигенции. Но я до сих пор помню, как отец моего школьного друга считал меня полным идиотом, потому что мне нравилась «сентиментальная чушь» под названием «Carousel». Он собрал целую подшивку гадких рецензий и однажды с удовольствием показал мне одну, где Джон Барбер называет мюзикл «чересчур приторным».

Я, конечно, ходил на «Приятеля», но, честно говоря, до сих пор не уверен на его счет. Это был очередной ностальгический британский мюзикл, который просто закопал себя перед приливной волной рок-н-ролла. Хотя он был значительно лучше, чем тот же самый «Salad Days». Меня потащила на него моя крестная мать Мейбл, впоследствии отрекшаяся от меня, после того как Персей уничтожил ее меховую лисью накидку, оставленную на мое попечение. Тогда я думал, что «Salad Days» – как раз такое шоу, от которого я избавлюсь в первую очередь, если когда-нибудь буду работать в театре.

АТМОСФЕРА на Уэймут-стрит 28 была совершенно противоположной домашней. Тетя Ви действительно смыслила в домашнем интерьере, о чем мои родители в принципе не слышали. И именно тетя Ви научила меня готовить. В процессе я узнал несколько отборных фразочек, которые едва знали другие мальчики моего возраста, не говоря уже о том, чтобы их понимать. Но что действительно толкнуло меня в объятия тетушки Ви, была мамина последняя одержимость, которая глубоко повлияла на всех нас. Могу с уверенностью сказать, что семья уже никогда была такой, как прежде. И имя этой одержимости – Джон Лилл.

Джону Лиллу было шестнадцать лет, а Джулиану всего девять, когда они встретились в субботней детской школе при Королевском музыкальном колледже. Джон Лилл был школьной звездной, концертным пианистом, и ему суждено было стать первым британцем – лауреатом Международного конкурса имени Чайковского в Москве. Несмотря на то что между Джоном и Джулианом была разница в семь лет, они каким-то образом достаточно подружились, чтобы брат позвал его к нам на Харрингтон-роуд. И тогда произошла встреча Джона с нашей мамой. Встреча, изменившая жизнь каждого из нас.

Легко объяснить, почему Джон со своей биографией так заинтересовал маму. Джон Лилл родился в рабочей семье, которая жила в захудалом районе на северо-восточной окраине Лондона, в Лейтоне. В одном из тех бедных домов, которые сейчас продаются за сотни тысяч фунтов, но таков жилищный кризис в Лондоне. Джон был отобран для учебы в местной гимназии, но преуспел он в игре на фортепиано. Он выиграл юношескую стипендию в Королевском колледже и отныне наскребал на поездки туда, играя в одном из самых суровых баров Ист-Энда. Владелец бара наверняка объявлял Джона следующим образом:

– Парень, ты знаешь, что у тебя яйца торчат?

– Нет, но напойте мелодию, и я все поправлю, – должно быть, отвечал ему Джон.

Наконец в жизни матери появился юный музыкальный гений, которого она так долго искала. Или, что еще лучше, нашелся бальзам, способный излечить ее душу после многочисленных уроков для привилегированных учеников Уэтерби. Мама познакомилась с родителями Джона, подвозив его как-то раз домой из Колледжа. Вскоре и мы с Джулианом очутились в Лейтоне, чтобы своими глазами увидеть дом семьи Лиллов «в трущобах», – мама никогда не церемонилась в выражениях.

У этого всего было и другое роковое последствие. Пока мама предавалась своим самым лучшим намерениям, мы с Джулианом совершенно свободно шатались по улицам Лейтона и вскоре открыли для себя местный футбольный клуб «Лейтон Ориент», лондонскую темную лошадку. Несмотря на то что «Ориент» какое-то время был на высоте в одном из сезонов, мы, его болельщики, не избалованы оглушительным успехом. По большей части потому, что его никогда и не было. Но, однажды выбрав команду, ты остаешься с ней навсегда. Мы с Джулианом до сих пор болеем за «Ориент», и как раз в тот момент, что я пишу эти слова, они к моему несчастью вылетели из Футбольной лиги.

Годы спустя именно в клубе «Лейтон Ориент» я получил по-настоящему мудрый совет. Примерно в то время, когда в Великобритании вышел сингл «Иисус Христос – суперзвезда», я был приглашен на ланч в клуб его тогдашним президентом Бернардом Делфонтом. Берни, в последствии Лорд Делфонт, был сводным братом Лью и Лесли Грейдов. Втроем они контролировали британский шоу бизнес. Берни владел театрами, Лью занимался лучшими фильмами и телевизионными шоу, а Лесли был агентом многих знаменитостей. Это было, как сейчас говорят, сделкой «360 градусов», охватывающей все сферы заработка артиста. Поэтому я был несколько взволнован, получив приглашение посмотреть домашнюю игру от самого влиятельного человека в британском театральном мире. «Лейтон Ориент» конечно же продул. Но именно тот разговор после разгромной игры я вспоминаю чаще всего:

– Мальчик мой, можно я дам тебе один совет?

– Конечно, мистер Делфонт, – ответил я.

– Зови меня Берни.

– Хорошо, Берни.

– Я слышал несколько твоих песен и чувствую, что ты далеко пойдешь. У меня есть один совет для тебя, мой мальчик. Ты ведь не еврей?

– Нет, боюсь, что нет.

– Ты не один из тех сектантов?

– Нет, я…

– Неважно. Я все равно скажу тебе, – он сделал паузу, – никогда, мой мальчик, никогда не покупай футбольный клуб.

С того дня Берни стал другом, на которого я всегда мог положиться. Именно Берни годы спустя помог нам с Камероном Макинтошем, когда мы не могли заполучить подходящую для «Кошек» сцену.

СТРЕМИТЕЛЬНО мама ввела Джона в нашу семью. В этом были свои плюсы. Когда Джон занимался у нас дома, я иногда заглядывал в его ноты и открывал для себя огромное количество музыки, которую без него я никогда бы не узнал. А его способности не могли не вдохновлять. Но теперь на летних каникулах он всегда был с нами. Я уверен, Джону вся эта ситуация тоже казалась неловкой, но он готов был принять все, что делала моя мама. И, какие бы чувства мы с Джулианом ни испытывали, у нас появился старший брат. У нас не было выбора, как и у отца. Ему нравился Джон, и он признавал его исключительные таланты, особенно в интерпретировании Бетховена. Но, я думаю, такому спокойному и сдержанному человеку было сложно смириться с тем, что все внимание и амбиции его жены были теперь направлены на кого-то другого.